Брат мой, враг мой - Страница 102

102

– Да, я хотел поговорить с вами, Волрат, только не на ходу.

– У меня есть несколько минут. В чём дело?

Кен медленно покачал головой. В душе его кипела смертельная ненависть, на глаза просились слезы, поэтому он держался так, словно был заключен в очень хрупкую оболочку.

– Здесь я разговаривать не стану, – процедил он. – Вернитесь назад. Или же забудем об этом.

Волрат устремил на него холодный оценивающий взгляд. Много дней прошло с тех пор, как они виделись во время пробного полета, – за эти дни Волрат проделал тысячи миль, сталкивался с бесчисленным количеством человеческих судеб и честолюбивых стремлений, видел свое имя, напечатанное огромными буквами, и слышал, как выкрикивают его незнакомые люди, – но сейчас для них с Кеном словно ещё длился тот самый день, когда они, раскаленные от ярости, один за другим вышли из самолета.

– Ладно, – спокойно сказал Волрат. – Садитесь, я въеду во двор задним ходом.

Кен обошел машину кругом и сел рядом с Волратом, не позволяя себе откинуться на спинку сиденья, обтянутого шелковистой кожей. Волрат в темноте подъехал к сторожу и кивком указал на «крайслер», как на вещь, не имевшую названия:

– Поставьте это во двор. Мы пойдем в контору.

Длинная машина плавно двинулась назад, и Кен ощутил тоскливую беспомощность самоубийцы, который раздумал умирать через какую-то долю секунды после того, как спустил курок. Кен явился к месту капитуляции, но вражеский полководец, сидевший напротив него, даже и не подозревал о войне между ними, потому что никакой войны не было. Однако отступать было уже поздно. Знамена слишком долго волочились в пыли и теперь должны быть смиренно сложены у ног этого удивленного, презрительно усмехающегося чужого человека.

Вернувшись с завода, Кен оставил машину на мостовой возле дома и с трудом добрался до входной двери, сгибаясь от ветра, бросавшего ему в лицо колючие сухие листья, которые возникали словно из ничего. Кен до того устал и отупел, что казался себе плоским, как щепка, а его одежда, как и прежнее его честолюбие, словно были с чужого плеча и предназначались для человека вдвое толще его.

Ветер всё усиливался. У Кена перехватывало дыхание, глаза слезились, шляпа вдруг нелепо приподнялась над его головой; он круто обернулся и обхватил голову обеими руками, чувствуя себя так, словно его выставили на посмешище всему миру. Спотыкаясь, он поднялся на две кирпичные ступеньки, взбудораженный, исхлестанный ветром и с такой тупой болью в сердце, что ему хотелось поскорее забиться в какой-нибудь угол, съежиться там и закрыть лицо руками. Иначе он кого-нибудь убьет.

Захлопнув за собой дверь и прислонившись к ней, чтобы перевести дух, Кен открыл глаза и убедился, что буря ворвалась за ним и сюда, ибо, хотя колючие струи воздуха остались снаружи, здесь его обдал холодом гневный взгляд Марго. Поглядев на неё, потом на Дэви, Кен понял, что они ссорились перед его приходом, а теперь готовы обратить свой гнев на него. Лицо его было смертельно бледным, в глазах темнело от стыда и злости. Он молча взглянул на брата и сестру, как бы предупреждая, чтобы они под страхом смерти не смели заговаривать с ним, потом подошел к стенному шкафу и аккуратно повесил шляпу и пальто.

– Может, поедим? – бросил он через плечо.

– Может, поговорим? – точно таким же тоном спросила Марго. Кен медленно обернулся и, тыча в неё указательным пальцем, сказал:

– Вот что: если у тебя осталась хоть капля совести, ты завтра же уйдешь от Волрата! – Кену было трудно выговорить лишь первые слова, потом они полились сами собой. Глядя мимо Марго на Дэви, он с ожесточением сказал: – Волрат ещё хуже Брока. Брок хоть зарабатывает деньги своим трудом, а этот самодовольный жирный кот… Ты бы его послушал! «Из опыта моей деятельности…» – говорит. А что он, спрашивается, сделал за всю свою жизнь? Я чуть не прыснул ему в лицо – этот тип явно страдает манией величия. Можно подумать, что он – председатель по крайней мере десяти акционерных обществ.

– Так оно и есть, – заявила Марго. – А кто ты такой, чтобы издеваться над ним? Подумаешь, чуть не прыснул ему в лицо! Знаешь, ты уж меня не смеши.

Кен обернулся и увидел в её глазах столько презрения, что чуть не съежился, как от ветра, бившего на улице ему в лицо. Он глядел на сестру, желая ненавидеть её, веря, что ненавидит её, удивляясь тому, что имел глупость считать её недостижимым образцом женского совершенства. Про себя он разбирал её по косточкам: голос, который он прежде так любил, резал его слух и казался пронзительным и вульгарным; стройная фигура, раньше всегда вызывавшая у него восхищение, сейчас представлялась ему просто сухопарой. Кен молча разглядывал сестру, и казалось, будто он слушает её с сосредоточенным вниманием, на самом же деле он безжалостно развенчивал свой идеал. Слава богу, наконец-то он освободился от её власти! Кен не слышал, что говорила Марго, и когда она умолкла, он помедлил, стараясь вспомнить хотя бы обрывки её фраз, чтобы отразить нападение.

«Какое ты имеешь право?» Да, она сказала эти слова. «Кто тебе разрешил разговаривать с ним?»

– Кто мне разрешил? – произнес Кен, стараясь говорить внятно. Ему не хватало воздуха. – С каких это пор я стал нуждаться в чьем-либо разрешении?

– Когда кто-нибудь из нашей семьи идет к Дугу просить денег, необходимо мое разрешение, потому что я – та дверь, через которую вы к нему входите. Болван несчастный! Полез к нему со своим разговором и наверняка испортил всё, над чем я так старалась ради нас… Ради нас? Ради тебя, идиот!

– Марго! – послышался предостерегающий голос Дэви, и Кен увидел, как брат встал позади Марго, но ничто не могло смягчить её ожесточенного презрения к Кену.

102