Злые глаза Марго налились слезами, но вдруг и она почувствовала весь комизм этого разговора и тоже рассмеялась.
Дуг обнял её, и они нежно прильнули друг к другу – это не было страстным объятием, ибо сейчас их связывало чувство чисто товарищеской близости. Он солгал ей – или думал, что солгал, – сказав, что ни одна женщина не занимала в его жизни такого места, как она. Первый прилив ненасытного желания, когда от встречи до встречи он не мог думать ни о ком другом, кроме Марго, давно уже прошел. В последние месяцы Дуг иногда надолго забывал о ней, даже когда она была рядом. Но сейчас, обнимая её, легонько, по-особому поглаживая её спину, – он знал, что Марго нравилась эта ласка, – Дуг испытывал такое чувство, будто вернулся в теплую, покойную, временно забытую им гавань.
– Ну, разве нам не хорошо? – спросил он.
– Чудесно, – вздохнула Марго.
– И разве не глупо, что ты от этого отказываешься?
– А разве не глупо, что ты этого не хочешь?
– Кто сказал, что я не хочу?
– Неужели надо опять начинать всё сначала?
– Давай начнем всё сначала, – сказал он. – Давай уедем отсюда. Видеть не желаю этот город. Знаешь что – ты ведь никогда не бывала в Калифорнии. Поедем туда – сегодня же. Сядем в машину и рванем на запад. Я тебе покажу столько интересного, я буду водить тебя на такие занятные вечеринки, какие тебе и не снились. Поедем, в чём есть, а вещи будем покупать по дороге, когда что понадобится. Каждые пятьсот миль будем одеваться во всё новое с головы до ног. Поедем, девочка, поедем, я здесь задыхаюсь!
– Но как же завод?
– А что мне завод? Я купил его ради Мэла. Пусть делает с ним, что хочет. Отсюда я возьму только тебя – тебя и Карла.
– Карла? Бэннермена?
– Да. Этот человек обладает даром угадывать вкусы публики. С ним можно спокойно начинать новое дело. Не знаю, чем я займусь – кино, политикой… Сейчас хочу только одного, – страстно воскликнул он, – поскорее уехать отсюда! Что ты на это скажешь?
– Как же я поеду? В качестве кого?
– Кого хочешь – сиделки, секретаря, чтицы, переодетой графини. Выбирай любое, и я куплю тебе подходящий костюм.
В его энтузиазме было столько мальчишеского, что Марго не могла не улыбнуться. Никогда ещё она не видела его таким юным, таким простодушно жизнерадостным. И только немного погодя она сообразила, что Дуг хочет зачеркнуть последние полтора года своей жизни и всё связанное с заводом – старания и обманутые надежды работавших на Дуга людей были для него словно промокшей до нитки одеждой, которую хочется поскорее сбросить; что его восторженное увлечение Бэннерменом очень похоже на то, как он в свое время относился к Мэлу Торну, и что права, на которых он предлагал ей отправиться в эту поездку, вовсе не так уж неограниченны, как кажется. Ибо, если б она позволила себе сказать: «Возьми меня в качестве твоей жены», – вся радость, освещавшая его лицо, постепенно потухла бы, уступив место замкнутости и раздумью. Но в одном Марго была твердо уверена – с заводом он покончил навсегда. Он уже не вернется сюда, и вскоре Авиационная компания превратится в пустую скорлупу.
– Я поеду с тобой, – сказала наконец Марго. – И поеду в качестве секретаря.
– Но ты же никогда ещё со мной так не ездила.
– Ничего, я достаточно долго состою при тебе секретаршей.
Дуг засмеялся.
– Только не в эту поездку, детка!
– Как хочешь – иначе я не поеду.
– А твое дурацкое условие?
– Оно остается в силе.
– Что ж, я рискну! – сказал Волрат, но уже без прежнего подъема; он поклялся себе, что если Марго ещё раз попробует поступить наперекор ему, он расстанется с ней немедленно. Он решил, что так или иначе бросит её, когда выберется отсюда. Но сейчас ему неистово хотелось иметь возле себя кого-нибудь, кто помог бы ему отвлечься, чтобы не испытывать страха. Волрат чувствовал, что Марго постепенно вторгается в некие запретные пределы его жизни и если позволить ей перейти роковую границу, то он никогда уже не будет самим собой. Он не знал, каким он станет, но каждый незнакомый человек, вызывал у него недоверие – даже если этот человек таился в нем самом.
Когда Мэллори перебрались в новый, домик на Честер-авеню, у них не было времени отпраздновать свершение своей давнишней мечты. Каждый из них про себя не раз вспоминал, как они мечтали иметь свой собственный угол, и каждый удивлялся, почему событие, когда-то представлявшееся одиноким детям первым залогом полного счастья, оказалось на деле таким малозначащим. Дэви уверял себя, будто это только потому, что переселение в новый дом совпало с множеством других событий. Рано или поздно они непременно соберутся всей семьей и устроят себе праздник.
До сих пор такой возможности ещё не было, и вскоре Дэви окончательно убедился, что её и не будет: однажды вечером Марго пришла домой и, блестя глазами, объявила, что забежала домой только на минутку – уложить в чемодан кое-какие вещи: она уезжает в Калифорнию.
– Иными словами, Волрат ждет тебя на улице? – спросил Кен. Он был бледен.
– Да. Мы поедем, как только я соберусь.
– И надолго ты уезжаешь?
Марго пожала плечами:
– Не знаю.
– Но ведь ты вернешься, правда? – не отставал Кен.
– Ну, конечно, – ответила Марго, и в глазах её мелькнул испуг, словно она только сейчас начала понимать, что происходит. Дэви видел, что ей страшно; ему и самому вдруг стало страшно он неясного предчувствия, что её уход к Волрату – дурное предзнаменование, трагическое значение которого выяснится когда-нибудь потом.
– Я вернусь через… ну, через несколько недель, – торопливо добавила Марго. – Все мои расходы будут оплачиваться, так что я каждую неделю смогу высылать вам пятьдесят долларов.