Удача привела Дэви в такое восторженное состояние, что он не мог вымолвить ни слова, но Кен, поглядев на брата, подошел и стал рядом.
– Выключи прибор и пойдем домой, – вздохнул Кен. Решив проблему, он потерял к ней всякий интерес. – Я валюсь с ног.
В чём же была загвоздка? – вертелось на языке у Дэви, но он подумал, что, пожалуй, лучше подождать с расспросами, пока их не освежит холодный воздух сентябрьской ночи. Он шагал вслед за братом, усталый, ликующий, гордый, в то же время сознавая, что ему далеко до Кена. Оба они были сильны, но совсем по-разному: в этой области чемпионом был Кен, и Дэви покорно признавал его превосходство.
Потом началась следующая стадия работы – сборка схемы передающей трубки. Дни мелькали один за другим, ночи были лишь перерывами для короткого сна. Братья не чувствовали усталости, не знали, как измождены их лица и как запали глаза, не замечали, что все их разговоры ограничиваются краткими, отрывистыми фразами. Они слишком много курили, ели быстро и почти машинально, не ощущая голода. Они были так поглощены своим делом, что внешний мир казался им нереальным, и они не помнили ни сказанных кому-либо слов, ни обещаний, данных по рассеянности, – ничего, что не касалось их работы. Молчаливый Ван Эпп постоянно был при них, но они не замечали даже его.
Однажды вечером, в конце сентября, Дэви поднял глаза и вздрогнул, увидев на пороге ночного сторожа.
– Там у ворот стоит миссис Мэллори. Она хочет пройти сюда.
– Миссис Мэллори? – растерялся Дэви. – Почему же вы её не привели?
– Вы не давали мне такого распоряжения.
– Потому что я не знал, что она придет. Проводите её сюда. Нет, постойте. Я сам пойду.
Он побежал в темноту, раздосадованный, испуганный и вместе с тем восхищенный тем, что она пришла, ибо в глубине души всё ещё не верил, что Вики принадлежит ему. Обогнув здание, выходившее фасадом на улицу, он увидел её у ворот. Одинокая фигурка, выделявшаяся силуэтом на фоне освещенной улицы и, должно быть, дрожавшая от холода осенней ночи, казалась особенно хрупкой. В ней была та же кроткая независимость, что и несколько лет назад, когда он впервые увидел её на унылой вокзальной платформе. Она приехала в чужой, не знакомый ей город, а поезд, исполосованный струйками дождя, уже уходил дальше. Она стояла одна, не зная, что будет с нею и какая жизнь ждет её впереди. И всё же тогда, под дождем, очень прямая и стройная, она спокойно ждала встречи с будущим и согласилась бы принять его, только если оно будет ей по душе.
А потом все годы, пока она была подругой Кена, Дэви лишь в мечтах представлял себе, что его может полюбить девушка вроде неё; и вот это случилось наяву, и она стала, наконец, его женой, а он даже не может припомнить сейчас, когда они в последний раз ласкали друг друга.
Вики окликнула его в темноте так весело, словно и запертые ворота, и расстояние, отделявшее её от Дэви, были до того забавной шуткой, что она едва удерживалась от смеха.
– Ну, скорее веди меня к себе! Если б я знала, что на улице такой холодище, я бы надела пальто, но мне не хотелось тратить время на распаковку, – сказала Вики. – Обними меня, Дэви, а то я озябла!
Прижавшись к нему, она старалась идти с ним в ногу.
– Хорошо ещё, что вся посуда и серебро были уже на месте. О, Дэви, как чудесно, что у нас совсем готовый дом – входи и располагайся! У меня даже стол накрыт, и мы втроем отпразднуем это событие!
Из стремительного потока её слов Дэви уловил лишь последнее.
– Событие? – удивился он. Очевидно, ему следовало о чём-то помнить, но о чём – он и понятия не имел.
– Ты не сердишься, что я взяла да приехала за тобой? – спросила Вики.
– Ничуть.
– Понимаешь, я ужасно беспокоилась, – продолжала она. – Я была уверена – ты забудешь, что мы переехали, и по привычке вернешься в отель.
– Ты сняла квартиру! – потрясенным шепотом произнес Дэви. – Вики, ведь я, кажется, говорил тебе…
Вики отстранилась от мужа, глядя на него расширенными глазами и приоткрыв от изумления рот.
– Значит, ты и вправду забыл!
– О чём?
– О том, что я сказала тебе сегодня утром. Ты даже записал адрес!
Дэви смутно вспомнил, что утром он действительно что-то записывал, но мысли его, очевидно, витали в лаборатории, где его ждала работа над очередной проблемой, – иначе, разумеется, он не допустил бы того, что произошло.
– Вики, но ведь я тебе давно уже сказал, что, пока мы не будем знать условий контракта, мы не можем подписать арендный договор.
– Но я не подписывала никакого договора! Дэви, иногда от тебя можно с ума сойти! Я же говорила тебе на прошлой неделе, что эту квартиру можно снять с оплатой помесячно. Тебе это было так неинтересно, что ты не удосужился даже посмотреть её, но ты позволил мне довести дело до конца.
– Я?!
– Да. Возможно, ты и не слушал, что я говорила, но ты сказал: «Хорошо»!
– Это вовсе не потому, что мне неинтересно, – запротестовал Дэви.
– И не потому, что ты слишком занят, – подхватила Вики. – Ты мог бы найти десять минут, чтобы посмотреть нашу квартиру. Дэви, пойми: мы теперь живем вместе. Ты и я. А если бы я сейчас не пришла за тобой, ты и в самом деле отправился бы в отель. Ты вошел бы в наш номер и лег в кровать, даже не заметив, что меня нет. Ах, Дэви! – горячо воскликнула она. – Ты такой, как есть, и я не собираюсь тебя переделывать. Я прошу только, чтобы ты позволил мне участвовать в твоей жизни! Мы ведь можем быть рассеянными вместе!
Впервые после смерти сестры Кен чувствовал себя счастливым. Он с головой ушел в мир, в котором целиком растворялось его «я», где некогда было оплакивать мертвых и предаваться горю. С самого раннего утра, когда Кен просыпался с множеством мыслей и планов, и до той поры, когда он добирался домой сквозь холодную звездную ночь и засыпал без сновидений, он жил той частью своего существа, которая могла быть совершенно счастлива. Работа была его единственной счастливою любовью: тут ничья воля не действовала наперекор его собственной, ни один соперник не разрывал ему душу и не было такого огорчения, которого он не мог бы преодолеть усилием своей мысли.