– Очень приятно, мисс Мэллори. Вы только, пожалуйста, не верьте этому болтуну. Мне было двадцать три года, когда я начал летать с Уилбером. А у Сантоса Дюмона я работал всего две недели, когда братья Райт вытурили меня в наказание за проступок. Уилбер, знаете ли, был строг, точно монастырский настоятель.
Голос у Торна был грубоватый, как у всех уроженцев Среднего Запада. Марго заметила, что он застенчив. В этом доме он не знал, куда девать руки, и ей страстно захотелось, чтобы Дуг обращался с ним как можно ласковее, тем более, что у него такой болезненный вид. Странно, удивилась про себя Марго, что он, столько лет прожив в такой стране, как Франция, очевидно, совсем не поддался её чарам. А вот здешние ветераны прошлой войны до сих пор полны воспоминаний о веселом Париже.
– Присаживайся, Мэл, я хочу, чтоб ты на время дал себе передышку, – сказал Дуг. – Мне удалось, наконец, наладить дела на заводе так, как тебе хотелось.
– Мне хотелось!
– Ясно, тебе! Чего ради, по-твоему, я купил завод в этом богом забытом городишке? Чтобы с твоей помощью заставить американскую авиацию догнать авиацию всех прочих стран.
Торн смущенно засмеялся, лицо его густо покраснело.
– Ну, знаешь, если бы я думал, что дело обернется так, я бы порекомендовал тебе десяток других заводов покрупнее.
Дуг покачал головой.
– Нет, – сказал он. – Ты выбрал именно этот, ещё не зная, заинтересуюсь ли я. И тут ты и начнешь. Если в тебе действительно есть то, что я чую нюхом, так через полтора года мы с тобой будем ворочать крупными делами на Большой бирже, а ещё через полтора переплюнем сразу братьев Райт! Ты будешь моей ракетой, Мэл. И мы с тобой вместе совершим этот гигантский взлет. Первым делом ты переедешь из той комнаты, которую ты здесь снял. Неподалеку продается дом вроде моего. Он будет твоим. Весь этот год у нас с тобой будут общий кошелек и общие заботы. Я уже написал в Нью-Йорк, чтоб тебе прислали слугу не хуже Артура.
– Эй, погоди минутку! – Торн поставил свой бокал. Глаза его лихорадочно блестели. – Я не знаю, что я с ним буду делать, с этим слугой. Денщик во время la guerre – ещё куда ни шло, но лакеи – нет, уволь, ради бога!
– Хорошо, я тебе подыщу служанку, – сказал Дуг. – Слушай, дитя мое, ты уже спокойно можешь начать жить сообразно с твоими будущими доходами. Это очень важно. Может, ты и старше меня на несколько лет, но во всем, что касается денег, слушайся меня. Учись быть богатым. Чем ты богаче, тем меньше это должно бросаться в глаза, но где-нибудь в петлице пиджака обязательно должна поблескивать золотая пуговичка, видимая невооруженным глазом.
Дуг увлекся советами. Марго следила за выражением измученного лица Торна и представляла себе, какое у него сейчас должно быть восхитительное ощущение, – словно он вошел в только что приобретенный сад, окутанный золотым мерцающим туманом. И не нужно ничего хватать наспех. Он может спокойно вдыхать ароматы, ибо рано или поздно туман осядет на землю золотой росой, которую он будет подбирать, когда захочет.
Заговорили о заводе. Торн задавал множество вопросов; потом вспомнил о тех довоенных временах, когда авиация была ещё в самом зачатке. Торн уже не казался больным – это был человек, сознающий свое внутреннее превосходство. Марго увидела, что Дуг, наконец, убрал с глаз свои обращенные внутрь зеркальца. Впервые при ней он обращался с другим человеком, как с равным.
– В последние десять-пятнадцать лет, – говорил Торн, – всё развивается настолько стремительно, что с трудом припоминаешь, как было раньше. Всего двенадцать лет назад я впервые полетел на аэроплане – это была лодка с крыльями. Всё из парусины, фюзеляж вроде детского змея из дранки, пропеллер с цепной передачей. В те дни ещё никто и понятия не имел, как выходить из штопора; мы даже не знали, отчего эти чертовы штуки летают. Мы были в положении людей, старающихся сохранить равновесие на скользком шаре. Знаете, я помню модель, где мотор «Гном» вращался вместе с пропеллером, а вал был неподвижен. Это было придумано для того, чтобы усилить охлаждение воздухом и сократить вес маховика. И только лет восемь-девять назад мотор установили неподвижно, а вал заставили вращаться. – Несмотря на всю свою серьезность, Торн порядочно охмелел. – Уж эти мне французишки! Лучшие автомобили, лучшие аэропланы, лучшие летчики! Мы должны их догнать, хоть тресни! Правильно, хозяин?
– Правильней некуда, Мэл.
– Тогда отвези меня домой. Видно, мне ещё нельзя пить ничего крепче молока – ноги не держат. Увидел бы меня сейчас Уилбер – вытолкал бы в три шеи.
Все трое вышли в морозную ночь. Марго накинула широкое, подбитое енотом пальто Дуга, пушистое и мягкое, как шелк. В небе блестели острые, словно отполированные гудящим ветром звезды. Машина мчалась стремительно, мимо мелькали тусклые фонари, все трое съежились и пригнулись от ветра. Марго чувствовала, как дрожит Торн, привалившийся к ней, словно ребенок. Слева сидел каменно-неподвижный Дуг. Марго прижалась к нему, стараясь отодвинуться от Торна. К жалости её теперь примешивалась легкая неприязнь, ибо ей казалось, что Торн нарочно подчеркивает свою болезнь и свою выносливость. Они высадили его у небольшого дома на Чероки-стрит, где сдавались комнаты, и, промчавшись через весь город, подъехали к темному гаражу. Марго подала Дугу меховое пальто, он небрежно швырнул его на заднее сиденье. Марго, дрожа от холода, вышла из машины.
– Ну, что же ты решила? – спросил Дуг, обхватив рукой её талию.
– Я согласна, – сказала Марго. – Но при одном условии – пока я работаю у тебя, я буду для тебя только секретаршей. И больше ничем.