– Вывод один – сигналы электронно-лучевой трубки у вас ещё недостаточно сильны. А чтоб поправить дело, вам, наверное, придется весь пол покрыть этими так называемыми усилительными лампами.
– Газеты рекламируют шестиламповые радиоприемники, – немного помолчав, сказал Кен. – Можете себе представить, что будет с Броком, если он придет и увидит пятидесятиламповую установку. Я прямо вижу, как он щелкает в уме на счетах, прикидывая расходы, и тщетно пытается придумать, каким образом можно найти сбыт для установки ценой в тысячу долларов.
– О сбыте ещё рано думать, Кен, – сказал Дэви. – Брока сейчас интересует только одно – чтоб на экране появилось изображение. Пятидесятиламповую схему можно аккуратненько уместить в небольшом ящичке – Брок ничего не заметит.
– Не обольщайся! Брок всё замечает. На прошлой неделе, когда я вез его в город, он вдруг сказал: «Кен, за последние два месяца вы были в Милуоки шесть раз». Как по-твоему, откуда он знает?
– Уж не думаешь ли ты, что это я ему сказал?
– Никто ему не говорил, на то есть спидометр. Машина новая, езжу на ней всего два месяца, а на спидометре уже полторы тысячи миль. Сколько поездок в Милуоки и обратно укладывается в эти полторы тысячи миль, не считая разъездов по городу? Нет, Брок всё заметит, не беспокойся. Да, кстати, о Милуоки – месяца два назад Флер забыла в машине фотоаппарат…
– Флер? – Уоллис поднял глаза. – Что это ещё за Флер?
Кен заколебался.
– Одна моя приятельница.
– Ах, вот как? Приятельница? – Старик в упор глядел на Кена, и лицо его побагровело. – Наверняка из этих «джаз-крошек». Вики была недостаточно хороша для тебя, а?. Славная, милая, порядочная девушка! – Рассвирепев, старик вскочил с места. – Тебе нужно было разбить её сердце и довести до того, что она уехала! Использовать мои мозги – это ты можешь, а моя плоть и кровь, видите ли, тебя не устраивает! Но я по ней скучаю, будь оно всё проклято! Я по ней скучаю! – выкрикнул он и, задыхаясь от бессмысленной ярости, ткнул пальцем в Дэви. – Ты виноват во всем, ты! Всегда и во всем виноват только ты, и никто другой!
Дэви был ошеломлен этой вспышкой. Он попытался возразить, но старик не дал ему открыть рта.
– Да, ты виноват, так и знай! Разве я не тебе велел встретить её на вокзале? Ведь я тебе ясно сказал – Кена не надо.
– Так ведь я её и встретил!
– Врешь! – В его почти невидящих глазах стояли слезы. – Я скучаю по ней. Я скучаю по ней. А она не вернется! Убирайтесь отсюда оба! – Он беспомощно озирался, ища подходящее слово. – Вы – дерьмо! Вы и ваша Флер!
Спускаясь с холма, Кен и Дэви молчали.
– Ах ты, боже мой! – вздохнул Кен, когда они вошли в контору. – Ну что с ним делать? Он стал ещё сварливее. Как ты думаешь, малыш, неужели он всерьез считает, что это я заставил Вики уехать? И надо же было мне ляпнуть про фотоаппарат Флер…
Дэви поглядел в окно.
– Фэн уже получила фотоаппарат Флер, Кен. Она заезжала за ним на днях. И фотоаппарат в полной исправности. По крайней мере был в исправности, когда я его в последний раз видел – в субботу вечером. – Всё ещё глядя в окно, он почувствовал, как вдруг притих Кен. – Я отлично знаю, что она собой представляет, но мне с ней весело, а остальное не важно. Ну вот, теперь, когда я тебе всё сказал, она опять, конечно, покажется тебе достойной внимания.
– Ты что, с ума сошел?
– Нет. И Фэн тоже нет. Тебе ведь важно, чтоб кто-нибудь заговорил о ней так, как когда-то говорил ты, и тогда ты начинаешь задумываться. Но она всегда выставляет тебя в самом лучшем свете. Ну вот, теперь тебе, наверно, захочется повидать её ещё разок и доказать, что ты всё тот же.
– Дэви!
– Ведь я по лицу твоему вижу, Кен.
– Ну хорошо, это же вполне естественно, разве нет?
– Может быть. Но знаешь что – на этот раз не ввязывайся. Никогда я не просил тебя о подобной услуге – мне и сейчас до смерти неприятно говорить об этом. А что до старика, то тут, видно, ничего не поделаешь. С ним же всегда так.
Кен долго и старательно собирал чертежи, потом направился к двери.
– Сейчас будем пробовать новую схему, – тусклым голосом произнес он. Больше он ничего не сказал и, уходя, даже не оглянулся.
Ещё никогда в жизни Дэви не было до такой степени неловко; и когда он попробовал разобраться в том, почему он стыдится своих отношений с Фэн, и разгадать причины этого непонятного стыда, то ему не удалось доискаться ответа. Говоря по чести, он никогда не придавал значения тому, первый ли он мужчина в жизни девушки, или нет. Но почему же тогда прикосновения Кена словно бы оставляют на девушках неизгладимый отпечаток или даже, по ощущению Дэви, своего рода клеймо? Не мог он поверить и в то, что отвращение к этим девушкам – а, если угодно, это было так – вызывалось опасением, что они используют его как средство вернуть себе Кена. Причины этого отвращения были гораздо серьезнее и крылись так глубоко, что даже сейчас, когда впервые в жизни он добросовестно старался понять эту сторону своего «я», ему не удалось до них докопаться.
Созданное им самим табу Дэви нарушил тайно, а сейчас, открыв эту тайну верховному жрецу, он ещё неистовее упорствовал в своем ослушании. Нет, он не перестанет встречаться с Фэн. Наоборот, он ещё тверже прежнего решил повидаться с ней на будущей неделе.
Но не успела кончиться и эта неделя, как в мастерскую неожиданно нагрянул Дуглас Волрат – в тот самый момент, когда Дэви и Кен сидели в конторе, определяя параметры новой схемы. От одного присутствия Волрата тесные клетушки лаборатории стали казаться Дэви какими-то ненастоящими и недолговечными.