Брат мой, враг мой - Страница 95

– Ты хоть раз в жизни, – с горечью сказал он, – можешь сделать что-нибудь ради самого дела?

Улыбка застыла на растерянном лице Кена.

– Ты о чём? – спросил он.

– О тебе! Ведь тебя не работа интересует. Ты нас всех впутал в эти проклятые авиационные гонки. Ты о них только и читаешь. Волрат спит и видит, как бы победить, а ты спишь и видишь, как бы обскакать Волрата!

Кен уже почти не улыбался, а в глазах его мелькнули обида и вызов.

– Не всё ли тебе равно, раз мы делаем успехи?

– Знаешь что, мне нужно, чтобы мой компаньон относился к работе так же, как и я, а не использовал общее дело для дуэли с человеком, который находится за тысячу миль отсюда. А если Волрат завтра разобьется? Что тогда тебя будет подстегивать? Или, может, ты просто бросишь работу?

Кен засмеялся и снова стал добродушным.

– Работу я брошу ровно на столько времени, сколько понадобится, чтоб отпраздновать смерть Волрата. Не беспокойся о своем компаньоне, Дэви. Я работаю из других побуждений, чем ты, вот и всё.

– И поэтому когда-нибудь мы с тобой пойдем разными путями, – резко сказал Дэви.

Время шло, и вдохновение Кена начинало обгонять практические возможности. Сделанные усовершенствования, как вольные шутки, которые кажутся смешными до колик только в определенной обстановке, вопреки ожиданиям не дали потрясающего эффекта. Тем не менее Кен карабкался по крутизне выше и выше, но всё больше камней летело из-под его цепляющихся пальцев, и еле поспевавшим за ним помощникам то и дело приходилось увертываться от этого града сыпавшихся на них камней и комьев земли, пока, наконец, они не устремились по более спокойному и менее крутому пути, который прокладывал Дэви.

Дэви работал не менее усердно, чем Кен, и с такой же настойчивостью добивался успеха, но в то время, как Кен старался угнаться за трапецией, летавшей под пестрым куполом цирка где-то за тысячу миль отсюда, Дэви приноравливал ход своего рабочего хронометра к сухому и беспощадному шелесту перевертываемых страниц бухгалтерской книги Брока.

Дэви был так поглощен работой, что телеграмма от Вики, извещавшая о её приезде в субботу днем, вызвала у него глухую досаду. Он с удивлением обнаружил, что с тех пор, как Вики уехала, он думал о ней всего лишь несколько раз. Воспоминание о её лице, поднятом для поцелуя, сейчас почему-то не будило в нем волнения; его словно никогда и не влекло к ней. Дэви недоумевал, что заставляло его воображать, будто он любит её так сильно, что, казалось, даже воздух, окружавший его, был не воздухом, а желанием всегда быть с ней и видеть её глаза, глядящие на него с любовью, которая принадлежала Кену.

Вместе с чувством освобождения пришло сознание собственной неуязвимости, и лишь потом возникла легкая печаль и сомнение. Дэви старался припомнить хоть какую-нибудь черту Вики, которая отличала бы её от прочих девушек и делала бы единственной, но ничего не находил, кроме воспоминания о том, как отважно она предлагала ему свою любовь; однако даже это казалось на расстоянии скорее недостатком, чем достоинством. И тут он пожал плечами, ибо, чем бы там ни объяснять, почему так неожиданно угас его пыл, сейчас им овладела только досада на непрошенное вторжение в его жизнь и посягательство на его время, потому что Вики явно рассчитывала, что он её встретит. И хотя до приезда Вики оставалось ещё полтора дня, Дэви уже сейчас начал ощущать нехватку времени, которое ему предстояло потерять.

В тот день, когда Вики впервые приехала в Уикершем и стояла на перроне, лицом и всей своею статью похожая на мальчика, одинокая и грустная среди гораздо лучше одетых и более искушенных в жизни девушек, которые приехали на танцы, Дэви было не так-то легко найти её в толпе. Но и сегодня, хотя вокруг не было толпы, в которой она могла бы затеряться, Дэви узнал её не сразу.

В тот раз Вики была смущена и подавлена превосходством других девушек; очевидно, точно такое же чувство она внушила сейчас стайке пронзительно щебечущих фокстротных девиц, которые при виде её почтительно отступили в сторону. Лицом Вики по-прежнему походила на мальчика, но мальчика тех пышных времен, когда дети-пажи улыбались взрослой, знающей улыбкой. Маленькая, сильно сдвинутая на бок шляпка, окаймленная короткими завитками волос, Придавала взгляду Вики наивно-лукавое выражение. Одета она была так, что даже походка её стала царственно надменной.

У Вики был вид самостоятельной, деловой женщины, и Дэви смутился, когда она пошла к нему навстречу. Ему не верилось, что эту девушку он не так давно обнимал. В течение нескольких секунд он понял, как обманулся в себе, а когда их разделяло всего несколько шагов, он был снова так сильно влюблен и так смиренно сознавал это, что не удивился бы, если б она прошла мимо него, не останавливаясь.

Увидев его, Вики заулыбалась, потом стала смеяться, словно ей не терпелось рассказать ему что-то смешное, что она приберегла специально для него.

– Смотрите на эту руку, – сказала Вики, вытягивая пальцы и поворачивая кисть с таким видом, будто не верила, что рука принадлежит ей. – Эта рука ощущала мужественное пожатие Джека Дэмпси. До этой руки изящно дотронулась Глория Свенсон. Обе руки вместе пожимал генерал Билли Митчелл. На этих плечах, – Вики повернулась, как бы предлагая себя, такую невинную и чистую, объятиям Дэви, – лежали дружеские руки Гертруды Эдерли и мэра города Филадельфии. Все они были там, и я со всеми перезнакомилась, Дэви, – восторженно сказала она. – Всё было так, словно Карл повел меня в цирк и познакомил со всеми клоунами, наездниками и укротителями львов. До того интересно! Никогда ещё мне не было так весело. Он даже купил мне вот этот костюм. Вернее, заставил компанию заплатить за него.